«Война миров» и другие романы - Герберт Уэллс
Мы вышли наконец по ней на ослепительный свет и невыносимый зной. Мы с трудом перешли через открытое место и, вскарабкавшись по откосу между стволами колючих растений, уселись, запыхавшиеся, под выступом застывшей лавы. Но даже и в тени скала была горячая.
Воздух веял огнем. Физически мы чувствовали себя неважно, но зато нас не мучили больше кошмары. Нам казалось, что мы опять вернулись к себе под звезды. Все страхи и трудности нашего бегства через мрачные пещеры и расщелины теперь миновали. После последнего боя мы уже не боялись селенитов. Оглядываясь на зияющее отверстие, мы сами не верили, что там были. Там, глубоко внизу, в голубоватом свете, переходившем в мрак, мы встретились с существами – извращенными подобиями людей, с насекомыми со шлемообразными головами. И мы их боялись и подчинялись им, пока наконец не возмутились. И вот они растаяли, как воск, рассыпались прахом, исчезли, как кошмарные призраки.
Я протер глаза, сомневаясь, уж не видели ли мы все это во сне под опьяняющим действием съеденных грибов, но вдруг заметил кровь у себя на лице и убедился, что рубашка крепко прилипла к моему плечу и руке.
– Черт возьми! – проговорил я, ощупав свои раны. Вход отдаленного туннеля, казалось, наблюдал за нами своим пристальным глазом. – Кейвор, что же они будут делать? Что делать нам?
Он покачал головой, не отрывая глаз от темного входа туннеля.
– Откуда мы можем знать, что они намерены делать?
– Это зависит от того, что они о нас думают, нам же это неизвестно. Затем это зависит от того, что у них имеется в резерве. Вы правы, Кейвор: мы коснулись лишь окраины лунного мира. У них там, в глубине, могут быть неожиданные сюрпризы для нас. Даже своими самострелами они могут причинить нам немало вреда… Но все же, – резюмировал я, – если даже мы и не найдем наш шар сразу, то все-таки у нас есть шансы. Мы можем еще держаться даже ночью. Мы можем сойти вниз и отвоевать себе место.
Потом я начал осматриваться. Характер пейзажа резко изменился вследствие роста и засыхания растительности. Вершина, на которой мы сидели, возвышалась над обширной долиной, сплошь покрытой увядшей, сухой растительностью поздней, послеполуденной лунной осени. Один за другим тянулись пологие бугры и поля, где пасся лунный скот; вдали грелось и дремало на солнце, точно овцы, целое стадо, отбрасывая тени. Селенитов нигде не было видно. Убежали ли они при нашем появлении, или они обычно скрывались после выгона стада на пастбища, этого я не могу сказать. Тогда я предполагал первое.
– Если поджечь этот сушняк, то мы, пожалуй, нашли бы наш шар среди пепла.
Кейвор, по-видимому, не слыхал моих слов: он внимательно смотрел, прикрывая глаза рукой, на звезды, которые, несмотря на яркий солнечный свет, были хорошо видны на небе.
– Как вы думаете, сколько времени мы пробыли здесь? – спросил он наконец.
– Где здесь?
– На Луне.
– Два дня, наверное.
– Нет, около десяти дней. Солнце уже перешло зенит и склоняется к западу. Дня через четыре, а может быть и раньше, наступит ночь.
– Но ведь мы ели только один раз?
– Знаю, но так выходит по звездам.
– Разве время здесь, на меньшей планете, другое?
– Не знаю, но выходит так.
– Как же следует исчислять время?
– Голод, утомление – все здесь иное. Все здесь другое, не такое, как на Земле. Мне казалось, что со времени нашего выхода из шара прошло всего несколько часов, несколько длинных часов – не больше.
– Десять дней, – удивлялся я, – значит, нам остается… – Я взглянул на солнце. Оно уже прошло полпути от зенита до запада. – Остается всего только четыре дня… Кейвор, нам нельзя сидеть тут сложа руки. С чего нам начать?
Я встал.
– Надо наметить какой-нибудь отдаленный и издалека видный пункт, можно вывесить флаг, или платок, или что-нибудь еще, наметить участки и искать кругом.
Кейвор поднялся и стал рядом со мной.
– Да, – согласился он, – нам ничего больше не остается, как искать наш шар. Ничего больше. Может быть, мы найдем его. Разумеется, мы его найдем. А если нет…
– Мы должны искать.
Он огляделся кругом, посмотрел вверх на небо, вниз в туннель и удивил меня внезапным нетерпеливым жестом.
– Какие мы безумцы! Зачем попали мы в этот туннель! Подумайте только, сколько мы успели бы сделать!
– Мы и сейчас можем еще кое-что сделать.
– Никогда нам не сделать того, что упущено. Ведь тут под нашими ногами целый мир. Подумайте, как это интересно! Вспомните о машине, которую мы видели, о шахте с крышкой! Но все это только начало. А те несчастные создания, с которыми мы сражались, только невежественные, захолустные жители окраин, пастухи и мясники. Там же внизу… Огромные подземелья, туннели, сооружения, пути сообщения… На глубине все грандиозней, населенней. Несомненно, там должно находиться Центральное море, омывающее сердцевину Луны. Подумайте о его черных, чернильных водах при скудном освещении, если только их глаза нуждаются в свете! Подумайте о многоводных, бегущих каскадами потоках, питающих это море! Подумайте о его приливах и отливах! Может быть, у них есть суда, многолюдные большие города и пути сообщения. Быть может, у них разум и порядок. А мы погибнем здесь и никогда не увидим разумных существ, создавших все эти сооружения. Мы здесь замерзнем и умрем. Воздух замерзнет на нас и вновь оттает. И вот тогда они случайно набредут на наши окоченелые, безмолвные трупы, найдут и шар, который нам не удастся отыскать, и поймут наконец, хотя и слишком поздно, сколько мыслей и усилий погибло так бесплодно.
Голос его во время этого монолога звучал, точно сквозь телефонную трубку, откуда-то издалека.
– Но эта темнота… – возразил я.
– Это не так уж важно.
– Как так?
– Не знаю. Откуда я могу знать? Можно захватить факел, лампу или фонарь. Те другие могут нас понять.
Он постоял с минуту с опущенными руками и печальным лицом, уныло глядя в пространство, затем с жестом самоотречения обратился ко
